Дженнифер Мерфи сбежала.
Это произошло где-то во время ланча. Длинный перерыв, не особо следящие друг за другом дети, не особо следящие за ними учителя, старающиеся успеть и пообедать, и подготовить материал. Одному маленькому ребенку, который очень хочет потеряться, умыкнуть в таких обстоятельствах несложно. Тут препятствием скорее выходил забор, но и с этим Дженни, очевидно, справилась. Они обыскали школу вдоль и поперек: все кладовки, все укромные уголки, всю территорию. Дженни не было нигде. На записи камер наблюдения она не попала тоже.
— Надо вызывать полицию, — говорит директор и смеряет Липа тяжелым взглядом. — И родственников.
Звонок родственникам Лип без раздумий берет на себя. Самое меньшее, что он может сделать для Шейна — это сообщить сам. Он ведь обещал звонить, если случится форс-мажор? Вот, пожалуйста. Форс-мажор.
В котором он еще и виноват.
Лип выходит из кабинета директора в коридор. Закрывает лицо руками на несколько секунд, сильно-сильно жмурится.
Он что-то упустил. Он никак не может понять, что именно. Не то чтобы Дженни вела себя как-то необычно с утра — нет, она была такой же, как и всю предыдущую неделю, Лип мог бы поклясться. А потом он недосчитался ее сразу после ланча…
Да, он первым начал бить тревогу. Первым пошел ее искать. Первым просил директора отрядить кого-то просмотреть записи с камер на пришкольной территории — на всякий случай. Сам рассказал директору все, что про Дженни знал, не забыл упомянуть и свой пятничный визит к Мерфи, и что считает, что ее слишком рано допустили назад к занятиям. Он потерял в здании пиджак, пока шарился вместе с остальными искавшими, посадил пятно на рубашку и где-то умудрился продрать штаны на колене.
Все это — неважно. Дженни они так и не нашли. И только Лип и виноват в том, что она сбежала, потому что сбегать она не должна была в принципе. Он должен был быть внимательнее, должен был заметить… что-нибудь. Наверняка были признаки. И теперь он же должен ее вернуть. Этой Мерфи дать на полтора года пропасть со своего горизонта он права не имеет.
Мысль совершенно не смешная, но Лип все равно фыркает. Убрав наконец руки от лица, он лезет в карман за смартфоном. Пальцы гнутся плохо, но нужный номер он все равно находит немилосердно быстро.
Еще быстрее, кажется, прекращаются гудки.
— Шейн? Это Лип. Филип Макалистер.
Лип прислоняется к стене, которая холодит лопатки даже через плотную ткань рубашки, и прикрывает глаза.
— Пожалуйста, только не волнуйся сильно, но… Дженнифер сбежала из школы, — говорит он тихо. — Мы не знаем, где она. Полицию уже должны были вызвать. Приезжай, как сможешь.

Лип говорит с полицией, вываливает на офицера все, что рассказывал директору несколько минут назад.  Его отпускают; он снова прислоняется лопатками к стене в коридоре и запрокидывает голову, чтобы уткнуться еще и затылком, трет переносицу пальцами. Голова у Липа болит немилосердно. Это все стресс. А ведь это еще не пришел Шейн.

***

2015, март

— Секунду!
Лип открывает не сразу: стук застает его едва вылезшим из душа, и сначала он влезает в штаны. Он уверен, что это сосед, опять забывший ключи, поэтому даже не проверяет, кто там пришел. Гостя он видит только тогда, когда дверь распахивается.
Сердце Липа пропускает удар. Он моргает, убеждаясь, что ему не привиделось, и улыбается — опять практически до боли в мышцах. Ерошит и без того взъерошенные, влажные волосы.
— Привет, — говорит он и отходит, чтобы пропустить Шейна внутрь. — Заходи.
Шейн не должен был вернуться, несмотря на обещание, завтрак и ночь, что была перед этим самым завтраком, несмотря на то, как отлично они сцепились языками (во всех смыслах) и как Лип весь день не мог перестать о нем думать.
Не должен был. Но вернулся.
— Я думал, не увижу тебя больше, — говорит Лип все с той же широченной улыбкой, подходя ближе.
Щенячий восторг, что он испытывает от этого возвращения, он и сам себе не совсем в состоянии объяснить.

***

Шейн легок на помине. Липу приходится вновь, в очередной раз за три месяца, себе напоминать: маленький город — маленькие расстояния. Все происходит быстро, как плохое, так и хорошее.
Он отрывается от стены, выпрямляет спину. На Шейна снова больно смотреть, но на этот раз из-за чувства вины, а не из-за детской обиды.
Лип не уверен, что это прогресс.
— Где-то во время ланча, — говорит он. — Мы облазили всю школу, ее здесь точно нет. Понятия не имею, куда она могла убежать… Ничто не предвещало.
Шейн выглядит хуже человека, который встретился с привидением. Лип хочет его утешить, но не знает, как. Хлопнуть по плечу? Сказать, что все будет хорошо? Извиниться за то, что не уследил за его дочерью?
— Я рассказал полиции все, что знаю. Во что она одета, про моральное состояние… Она не могла убежать далеко. Я помогу искать, окей? Уроки сегодня все равно не возобновят. — Лип смотрит через плечо в сторону двери кабинета директора, неуютно скрещивает руки на груди, взглянув уже на Шейна. — Ты, эм… будешь беседовать с офицерами?
Он не уверен, что это поможет, но полицейские знают, что говорить в таких случаях. Лип — нет. Сделать неосторожным словом еще хуже — последнее, чего он хочет.

Лип меряет коридор шагами, пока Шейн разговаривает с полицией. Он не знает, что еще может сделать и как свою вину искупить. Он старался, но, черт возьми, он нормально учит класс только два месяца, а Дженни правда не вела себя так, чтобы он мог хоть что-то заподозрить…
Лип ловит себя на том, что пытается сгрызть ноготь на большом пальце, и с трудом отводит руку от лица.
Ему надо оставаться спокойным. Своими переживаниями он делу точно не поможет.

***

2015, март

Лип подставляется под руку, как мокрый щенок, и пытается улыбнуться еще шире, хотя ему уже совершенно точно некуда.
— Один, ага, — говорит он. — Сосед ушел только что… Ну. Тебя разве что. Ты же говорил, что заглянешь.
Несмотря на то, что Лип не верил. А Шейн взял и действительно заглянул. Это все еще так здорово, что Лип не может до конца уложить в голове.
Поэтому вместо того, чтобы пойти на кухню, он сначала подается к Шейну за поцелуем.
— Я бы дотащил тебя до дивана, — говорит он, оторвавшись. — Нехорошо гостей на коврике у двери оставлять.
Он перехватывает Шейна за руку и с лукавой улыбкой тянет его вглубь квартиры. Замутить кофе все же надо: вырубающийся на ходу Шейн — это не дело, да и он сам после душа какой-то уставший. Будет еще время, чтобы отоспаться.
Или нет.

***

Лип снова считает про себя, чтобы на Шейна не огрызнуться. Он не понимает, откуда даже желание-то берется: какую-то секунду назад он чувствовал себя фантастически виноватым, а теперь — хочет ответно рычать. При том, что прекрасно осознает, почему срывается сам Шейн. Если бы у него была дочь, таким образом потерявшаяся, он бы еще похуже реагировал. Наверняка.
— Во время ланча, — как можно спокойнее говорит Лип, снова складывает руки на груди. — Она почти все время держится одна, подружки говорят, не знают ничего. Я им верю, они хорошие девочки.
Шейна одного он не собирается отпускать. Не только потому, что виноват, но и потому, что тот в таком состоянии выйдет на проезжую часть прямо под машину и не заметит, а потерять за день сразу двух Мёрфи Липу не улыбается совершенно.
— Эй, эй. — Он догоняет успевшего уже отойти Шейна и подстраивается под его шаг. — Никаких "на связи". Я помогу, сказал же уже. И вдвоем быстрее.
Лип прикусывает изнутри губу. Вот это он, кажется, ляпнул зря. Если сейчас Шейн предложит разделиться, красивой отмазки он нихрена не придумает.
Идиот.
— Откуда начнем? Куда она любит ходить больше всего? — спрашивает Лип, чтобы побыстрее перевести тему.
И отчаянно надеется про себя, что Шейн в настолько расстроенных чувствах, что вариант про разделиться ему просто-напросто в голову не придет.

Лип моргает, аж притормаживает ненадолго. Вот ничего такого он не имел в виду. Это, на его взгляд, вполне реально — не знать любимых мест своего ребенка. Обычно это с подростками случается, конечно, но он не уверен, что даже его сестра навскидку сможет сказать, куда больше всего обожают ходить ее младшие.
— Окей, — примирительно говорит он, подстраиваясь под шаг Шейна снова. — Давай попробуем подойти к этому рационально. Поспрашиваем, ну, скажем, в пределах квартала? Вдруг кто-то ее видел. Потом пойдем по местам, которые дети обычно любят. У тебя есть фотография Дженнифер? Можешь переслать мне?
С фото будет определенно проще. Лип не уверен, что вообще смог бы. Он достаточно хорошо запомнил Дженни, чтобы узнать, но недостаточно, чтобы подробно описать ее прохожему.

***

2015, март

Лип ставит перед Шейном кружку, потом берет свою и садится. Кофе ему не то чтобы хочется, но надо. Чтоб на подольше хватило, так сказать.
С Шейном удивительно легко разговаривать. Лип никак не может привыкнуть, поддакивая про погоду и про толпы — в Дублине они больше, особенно в центре, особенно во время фестивалей, но и Корк после маленьких городков их графства кажется необъятным и многолюдным. Про себя он все пытается подсчитать, сколько еще фестиваль продлится. Он вроде недельный? Лип не помнит.
И не вспомнит, потому что кофе у обоих допит, а Шейн не теряет времени зря. Лип восторженно бормочет что-то маловнятное, поднимаясь со своего места.
Дверь в комнату за ними ему приходится закрывать ногой.
О том, чтобы еще и запереть, он даже думать не в состоянии.

***

Лип в какой-то момент начинает думать, что опрашивать прохожих — дохлый номер. Никто ничего не знает, никто не обращал внимания на одинокую девочку с рюкзаком. Это фрустрирует еще больше самой потери Дженни. Он ведь надеялся, что кто-нибудь что-то да подскажет.
Он со вздохом прячет смартфон в карман.
— Ладно, — решительно говорил Лип, — пойдем-ка по интересным местам. Детские площадки, магазины с ее любимыми сладостями, кафе, чем ближе к вашему дому или школе — тем лучше.
… Ни в кафе, ни на площадке, ни в магазинах Дженни тоже никто не видел. Лип на выходе из последнего такого едва удерживается от желания пнуть урну. Если он сломает ногу, это точно никому не поможет.
Он зажимает пальцами переносицу и считает про себя до десяти. Раз — два — три — четыре…
— Может, еще кладбище посмотреть? — предлагает Лип почти беспомощно. — Дети иногда любят всякое… страшное. Или… о.
Он вдруг вспоминает: под городом разбили лагерь ирландские кочевники. У них там и гадалки, и яркие цвета, и чего только не — не так, конечно, как у классических рома, но тоже достаточно выпендрежно. Про кочевников в Килларни только ленивый не знал, дети, особенно из тех, что постарше, так и вообще частенько об этом заговаривали. Шейну как-то пришлось потратить десять минут от урока, чтобы удовлетворить любопытство своих учеников и рассказать про пейви все, что он стремительно нашел в интернете.
Это было еще до возвращения Дженни в школу, а нашел он — не то чтобы много.
— Табор, — говорит Лип Шейну. — Пойдем поспрашиваем в табор. Если бы я был ребенком, хотел сбежать и знал, что под городом стоят цыгане, я бы сбежал именно туда.
Он бы и сейчас, если подумать, не отказался бы.