Это было поистине самое прекрасное, замечательное, идеальное место для уже оформившейся затеи — оставалось лишь, ни много ни мало, облагородить несколько помещений и надёжно законсервировать ненужные во избежание возможных неприятностей, наладить проводку, канализацию, подлатать прохудившиеся трубы. Пожалуй, ещё привести в относительный порядок прилегающую территорию, перевезти оборудование, привести в относительно божеский вид основной рабочий зал, чтобы тот перестал напоминать декорацию к фильму ужасов уж столь явно и отчётливо, а также позаботиться о сотне-другой чрезвычайно важных мелочей, прежде чем позабытая богом радиостанция сможет наконец вновь транслировать свои эфиры по всему городу и за его пределами. Список дел, всё же, поди, выходит не то, чтобы небольшой. Колоссальный объём работы поначалу и вправду казался новоявленным повелителям радиоволн действительно неподъёмным, однако по мере продвижения, пускай и обременённые тысячей трудностей, первостепенные заботы стали понемногу расступаться, распадаться на менее существенные задачи, позволяя уже за пределами одного лишь воображения приблизительно обрисовывать будущее положение дел. К счастью, Лоннеган был у руля не один. Крайне малочисленная команда энтузиастов, не лишённых, впрочем, обстоятельной финансовой составляющей, справлялась с назначенными целями на удивление споро и гладко. До технического старта оставалась, навскидку, лишь пара месяцев и именно поэтому соответствующие разделы местных газет, стенды с объявлениями и пара городских сайтов уже совсем вскоре задорно запестрели оригинальными объявлениями, призванными заинтересовать молодёжь Килларни не только попросту безработную, но и обладающую мало-мальски оригинальным мышлением да способностью чуть-чуть выходить за рамки привычного формата. На правах владельца Лоннеган непременно желал видеть свой маленький, но гордый штат укомплектованным людьми свободномыслящими, лёгкими на подъём, смышлёными и нечеловечески работоспособными, короче говоря, подобными ему самому.
Вечер оканчивался в традиционной обстановке. Привыкший к физическому труду сызмальства, Даллас был по-настоящему рад собственноручно создавать будущее рабочее пространство и действительно вкладывал в каждую его деталь немало честных стараний. Весьма прозаичное сие занятие, по его мнению, облагораживало человеческую личность и служило превосходным универсальным средством от горя, происходящего от ума, к излишнему углублению в кое демонстрируют склонность многие пылкие молодые натуры.
По обыкновению пообещав себе закончить работу сразу по окончанию проигрываемого альбома, Лоннеган мысленно прикидывал, чем ему предстояло заняться в грядущие часы, поскольку вариант скорейшего падения на горизонтальную поверхность, пускай и был заманчив без меры, в планы не вписывался совершенно — эверестоподобная кипа деловых бумаг росла и множилась, ввергая его в состояние смиренной обречённости. Внезапный грохот упавших досок в стенах здания был делом практически ежечасным и абсолютно непредсказуемым — нагромождения разнообразнейшего хлама готовились быть вывезенными уже на днях — и потому очередное обрушение чего-то совсем поодаль не привлекло его сосредоточенного внимания. Впрочем, ощущение чужого присутствия привлекло. Перепуганный лик миловидного создания судорожно цеплялся за него своим отчаянным взглядом, в котором Даллас без труда угадывал вереницу отборно-матерных фраз, суть которых неизменно заключалась в вопросах «зачем», выраженных в несколько более красноречивой форме.
— Ну привет. - Лоннеган прислонил инструмент к опоре, ввиду усталости с некоторым трудом дотянулся до регулировки громкости звучащей музыки, после чего обтёр вспотевшее лицо футболкой, задрав ту до самой головы и, наконец, удостоил девушку ответным испытывающим взглядом.
— Убьёшься здесь, похороню прямо под полом. — кивнув с серьёзным видом, Даллас сразу же понял, что его шуточки, пожалуй, были не слишком уместны в столь поздний час, поэтому далее продолжил чуть более обходительно:
— Зовут тебя как? Рассказывай, с чем пожаловала.
Несмотря на специфический антураж будущей радиостанции, потенциальные работники захаживали на огонёк довольно-таки часто, однако большинство из них, увы, непременно демонстрировало надежду сразу же по принятии разжиться просторным рабочим местом, полным социальным пакетом, оплатой мобильной связи, бензина и чёрт ещё знает чего, а озвучиваемая Лоннеганом необходимость в грубой рабочей силе в качестве временного подспорья служила для соискателей мгновенным отвращающим фактором, а для него, Далласа, превосходным фильтром потока по-настоящему годных трудяг. Именно поэтому от миловидного создания он не ожидал ровным счётом никакой иной реакции окромя «простите, я ошиблась дверью», а значит, и процесс общения затягивать нужды никакой не было.

За последние полтора месяца каждый из подобных разговоров начинался аналогично. Заканчивался, впрочем, тоже, если не считать единичных исключений, взятых Лоннеганом «на карандаш». Приближение стартовой линии, очевидно, отнюдь не мешало ему придирчиво оценивать каждого нового кандидата, проверять его так и эдак на самые разнообразные лады, зачастую вызывая у последнего лишь нервное раздражение. Впрочем, именно того Даллас и добивался — пресловутая стрессоустойчивость волновала его не столь сильно, как умение отдельного персонажа находить нестандартные решения и ответы на, пожалуй, чересчур нестандартные вопросы, приводящие в замешательство едва ли не каждого первого.
— Занесём в штатное расписание, так и быть. — Даллас коротко усмехнулся, после чего, тяжело усевшись чуть поодаль, устроил руки и подбородок на окончании рукояти молота и продолжил внимательно следить за девушкой. Любезно протянутый ею листок остался вниманием не удостоен: выслушав сбивчивую просьбу той, мужчина предпочёл сразу перейти к делу:
— А, привет, Вера. Ты совершенно правильно пришла. — определённая театральность тона Далласа была очевидна, впрочем, никакой скрытой издёвки она в себе не несла, являя собой лишь время от времени проявляющуюся застарелую привычку.
— Похвально, похвально. — он пошевелил пальцами, покоящимися на рукояти, в минутной задумчивости устремив взгляд в особенно колоритное сосредоточие рухляди неподалёку.
— И что же ты, Вера, умеешь делать? — осведомился Даллас, возвратив со своей новообретённой знакомой разорванный было зрительный контакт.
— Как ты себя оцениваешь, м? Считай, что это часть собеседования, только, умоляю, не рассказывай о своих рекомендациях из колледжа, оценках и всякой такой скучной штуке, ага? Пойдём-ка мы пока пройдёмся, заодно покажу тебе всю прелесть будущей обители нашего ... предприятия. — чуть было не опрокинув рукоять, Даллас вовремя спохватился и отставил инструмент в сторону, затем вновь поднялся со своего места и, жестом позвав Веру следовать за собой, стал удаляться вглубь помещения, прокладывая путь через всевозможные препятствия, коими то полнилось в избытке.
— Голову береги. Здесь, на самом деле, будет очень круто, но начинать, сама понимаешь, приходится с такого, эм, перегруженного антуража. — распинывая по пути пустые банки, обломки досок и проржавевшие куски обшивки, Даллас продвигался к невзрачной металлической двери, за которой скрывался выход к не особенно-то надёжной покамест лестнице, которая, в свою очередь, вела на крышу скотобойни.
— Ой, забыл, забыл. — развернувшись вдруг на полпути, Лоннеган резво пронёсся мимо своей невольной спутницы, среди равномерного слоя барахла разыскал пакет с логотипом соседнего супермаркета, после чего не менее бодро возвратился к прежнему направлению, на молчаливый вопрос Веры ответив лишь красноречивым вращением глаз.
— Нет, ну есть-то мне тоже надо. — пакет, меж тем, издал весьма многозначительный звон.

Отредактировано Dallas Lonnegan (2016-06-09 22:07:49)

Выдерживать каменную маску полной беспристрастности у Лоннегана завсегда выходило из рук вон плохо: львиная доля эмоций, потаённых ли, или предназначенных для широкой публики, обыкновенно находила выражение в его переменчивом облике, милосердно лишая таким образом собеседника необходимости угадывать и выведывать, какими мыслями полнится этот необычайно живой и подвижный разум. Именно поэтому и ныне, в ненавязчивой компании отчаянно бойкой Веры, Даллас никак не мог сдержать добродушную насмешку над трудно скрываемым волнением девушки, кое, очевидно, грозило вскоре напрочь смести границу хлипкой уверенности как в собственных силах, так и в потенциальном успехе всего этого сомнительного предприятия. Её ответы Даллас слушал внимательно, кивал в особо значимых моментах, а с его губ, меж тем, не сходила привычная лёгкая ухмылка.
— Отчего же, психолог нам весьма-таки сгодится. Тренироваться придётся, правда, уже в боевых условиях — Лоннеган неопределённо взмахнул рукой, мол, тут уж ничего не попишешь, — заодно проверим, чему нынче психологов учат, а? Как разберёмся с этим непотребством — мужчина обвёл широким взглядом окружающее пространство — попробуем записать тебя пару раз, послушаем, что получится. Есть у тебя какие методы в запасе, ну, чтобы эффективно реагировать на всякие такие странные комментарии, провокации и прочее? Понимаю, что рановато спрашивать, но можешь иметь в виду. До общения со слушателями, само собой, сразу не допустим, ты нам здоровенькая нужна — Даллас заговорщически ухмыльнулся и коротко гоготнул, тот же момент, впрочем, вернув относительно серьёзную мину, — но если хочешь заниматься чем-то более интересным, чем заполнение отчётности, например, рекомендую начать штудировать что-нибудь на тему эмоциональной устойчивости, повышения иммунитета к особо выдающимся мудакам и далее по списку. Ибо, как известно, хороший радиоведущий должен быть не только бессовестно болтлив и необычайно гибок, но также и лишён склонности вовлекаться в пререкания со всяк неадекватной публикой.
— А уж многозадачности твоей мы непременно отыщем достойное применение. Красить умеешь? — Лоннеган прищурился, скосив взгляд в сторону девушки, наигранной подозрительностью сопроводив столь неделикатный вопрос, но вновь успел вернуть себе прежний несерьёзный вид ещё до того, как Вера смогла произнести в ответ что-нибудь равноценно «остроумное».
— Ну ты не волнуйся, я на первой встрече девушку никогда красить не заставляю, не-а. Если только шкурить. — Лоннеган, очевидно, словил волну мастера шуток за триста — вымотанность умственная и физическая в нём порой вырождались в столь своеобразные и сомнительные формы, что впору было изолировать оригинала от приличного общества.
— Ладно, забудь. Будем разбираться с делами постепенно. — Даллас улыбнулся собеседнице. Ввергать Веру в ещё большее недоумение теперь с его стороны было бы делом совершенно неоправданным. Несмотря на юный возраст, девушка, похоже, демонстрировала определённое упорство и трудностей не боялась, не пасовала при первом же препятствии и не обращалась вся в оскорблённое достоинство в ответ на незлобивые ехидства Лоннегана, и потому с ней явно стоило пообщаться чуть ближе — быть может, именно в ней скрыт тот многогранный потенциал, который Даллас с упорством маньяка искал в каждом новом кандидате, переступающем порог «Kill Arney».
Едва заслышав комментарий Веры насчёт потенциальной опасности съестных припасов, будь они оставлены под её личную ответственность, мужчина поспешил среагировать выражением неподдельного волнения. Прихватив рукой область сердца и покачав головой в знак явного неодобрения, он продолжил, не сводя с девушки пытливого обеспокоенного взгляда:
— На святое посягать! Ай-яй. — не прекращая встревоженно качать головой, Даллас проследовал в уже упомянутом направлении, покуда перед ним не была любезно открыта изрядно проржавевшая дверь.
— Премного вами благодарен. Вот только я первый пройду. Там можно знатно шарахнуться, если не знаешь, куда ступать. Освещение на лестничной площадке отсутствовало как таковое, и ориентироваться представлялось возможным лишь с помощью тусклого уличного света, проникающего в помещение сквозь бессовестно зияющую в ночи дыру в кирпичной кладке стены здания.
— У меня тут получше, чем золото. — Даллас красноречиво тряхнул пакетом. — Отменный стаут. Он ступал осторожно, лишь в определённые участки ступеней, и оборачивался едва ли не ежесекундно, чтобы указать Вере дорогу и проследить, что она следует точно по его следам: несмотря на малую этажность, будущее их пристанище полнилось множеством действительно опасных мест, традиционных для всякого покинутого объекта, и потому порой приходилось проявлять особое внимание к любому передвижению в нестабильных декорациях, в особенности, если оное совершалось человеком, неосведомлённым об угрозе, таящейся буквально в каждом тёмном пыльном углу.
— Ну вот. — с силой толкнув дверь два пролёта спустя, Лоннеган вскоре вывалился на крышу скотобойни. — Всё в порядке? Эту лестницу мы, кстати, потом закроем, есть другая, более ... безопасная. Через пару дней увезём эти залежи дерьма, потом будем отчаянно драить поверхности во всех измерениях, да. — примостив свою бесценную ношу к вентиляционной шахте, мужчина сделал несколько шагов к краю крыши, оставив Веру позади. — Здесь можешь ходить спокойно, уже успели хорошенько подлатать. Он неторопливо осматривал прилегающую городскую территорию, любуясь мерцанием ночных огоньков, и с неподдельным наслаждением вдыхал стылый ноябрьский воздух.
— Я тебе попозже покажу остальные места, днём, например, завтра, когда посветлее будет. Сейчас всё же не слишком безопасно. Если ты, конечно, не умчишься со скоростью света куда подальше под впечатлением, м? — обернувшись в сторону девушки, Даллас легко усмехнулся и, спрыгнув с парапета, направился прямиком к своим покинутым сокровищам, после чего извлёк из недр пару бутылок. Протянув одну своей собеседнице, он вновь углубился в изучение содержимого пакета: — Ой, сырочек. Хочешь? Бери, что хочешь. Я Даллас, кстати. Эта контора, как ты могла догадаться, принадлежит мне. — издав некоторое тягостное кряхтение, Лоннеган вытащил из грубо сколоченного деревянного ящика на свет божий знатный кусок удивительно чистого поролона, приладил его на широком парапете, после чего устроился сам и жестом пригласил Веру присоединиться.
— Так себе в плане комфорта, но вид замечательный. — после поистине бесконечного рабочего дня первый глоток прохладного эля показался сущей амброзией. Даллас удовлетворённо прикрыл глаза, помолчал немного, затем, не спуская глаз с панорамы района, осведомился:
— Ты сама чем бы хотела у нас заниматься?

Отредактировано Dallas Lonnegan (2016-06-16 21:31:48)

Вроде бы всерьёз увлёкшись созерцанием всяк ночных красот дремлющего Килларни, Лоннеган, тем не менее, продолжал вполглаза следить за действиями девушки и вскоре был едва ли способен сдерживать хитрую улыбку. Стремительная перемена в настроениях Веры, разумеется, не имела никаких шансов пройти незамеченной: ещё несколько минут назад она, помнится, лишь настороженно озиралась, готовая удрать поскорее куда глаза глядят, лишь бы подальше от странного места, теперь же, взгляните-ка, будто бы совершенно расслабилась, развеселилась, а потому и диалог пошёл более споро и гладко. Удовлетворённо кивнув самому себе, Даллас после взглянул на спутницу с искренним выражением совершенной непосредственности:
— И то, и другое. — он ухмыльнулся, склонив голову набок, — Если бы ты сдрейфила всего лишь пройти по старой развалюхе, было бы очень досадно. Ещё хуже, если бы начала возмущаться такому обращению со своей персоной. — Даллас многозначительно выпучил глаза, дескать, такого поведения его хрупкая душевная организация бы никоим образом не выдержала. — Но, судя по всему, у нас всё в порядке. — он указал на девушку горлышком бутылки и совершил салютующий жест. Сделав несколько больших глотков и едва справившись с присущими процессу блужданиями углекислого газа, Даллас пару раз стукнул себя по грудине, попутно бросив на Уолберг извиняющийся взгляд:
— Пардон. Выслушав доводы Веры относительно её будущей роли внутри компании — те, к слову, отнюдь не стали для него новостью, — мужчина продолжил, перемежая реплики с недолгим молчанием, связанным с увлечённым потреблением любовно приволоченных яств.
— Это правильно. А то понаслушаются, знаешь, про всякую эмансипацию, так начинают доказывать всем вокруг... — довольно-таки тревожные современные тенденции в этом противоречивом аспекте межполовых взаимоотношений и впрямь вызывали в мужчине чувство непонимания, перемежающегося с, как бы то ни было странно, самой обыкновенной брезгливостью. Женщина, добровольно взвалившая на себя обязанности противоположного пола лишь с целью самоутверждения в его глазах неминуемо теряла привлекательность и более не вызывала ни интереса, ни уважения. К счастью, полу-провинциальная местечковость Килларни имела на данный вопрос сугубо лишь положительное воздействие, в столицах же подобные экземпляры встречались, увы, едва ли не через одну. Плотно занявшись поглощением здоровенной тортильи, Даллас лишь отрицательно махнул рукой в ответ на предложение Веры подсобить на стройке.
— Не вздумай. Разве что, позже, когда всё будет устроено, понадобится помощь с наведением лоска, так сказать. Не то, чтобы это было особенно применимо к такому антуражу, но всё же. Лоннеган тем временем успел прикончить первую бутылку и сей же момент разжился второй. Он покамест не успел решить, стоит ли этим вечером возвращаться домой, ведь ранним утром предстояло снова заняться упорным и планомерным разбором этих величественных завалов, а потому — был ли смысл уезжать вовсе? Автомобиль был припаркован у самого входа, скоротать ночку в нём не было бы для Далласа чем-то особенно новым. Между тем, новый комментарий собеседницы успел вызвать одобрительную улыбку — разделить с другим видение будущего результата выступало обязательным пунктом в списке дел, обязательных к исполнению, ибо устроенные в одиночку, как известно, подобные мероприятия успешны бывают отнюдь не часто.
— Ах ты ж твою мать. — Даллас красноречиво скривился и поспешил поскорее приложиться к бутылке — коварный халапеньо притаился в безмерно аппетитных внутренностях тортильи и пару секунд назад таки явил его рецепторам всю свою жгучую прелесть. Лоннеган старательно извлёк из еды ещё одного маринованного диверсанта и тут же отправил его в полёт с крыши. — Засранец какой. Насилу заглушив разыгравшийся было пожар, мужчина вновь обратился к своей спутнице:
— Ты ведь училась не здесь, почему ты вернулась, м? Мне доводилось встречать лишь пару человек твоего возраста, добровольно променявших большой город на, так сказать, колорит провинциальной местности. К таковым относился, разумеется, и сам Лоннеган. Впрочем, переменчивое настроение заставляло его регулярно мотаться между тихими городскими сумерками Килларни и шумными, многолюдными барами Дублина. Определиться же с выбором окончательно и остановиться, наконец, на чём-то одном покамест никак не представлялось возможным, чем, собственно, досаждало самому Далласу, изрядно подуставшему от перманентной неопределённости.